14. В рубрике «Из польской фантастики» размещены три текста.
14.1. Рассказ “Głowa węża/Голова змея” написал Лукаш Орбитовский/Łukasz Orbitowski (стр. 38—55). Иллюстрации ЯРОСЛАВА МУСЯЛА/Jarosław Musiał.
«Журналист-любитель собирает сведения о проекте «Белладонна» -- экстравагантном жилом доме, построенном в глуши. Задание это оказывается не самым простым, и знакомство с жильцами порождает массу проблем и вопросов…»
Рассказ номинировался на получение премии имени Януша Зайделя и был включен в состав антологии “Nagroda im. Janusza Zajdla/Премия им. Януша Зайделя” (2010). Позже рассказ вошел в состав авторского сборника писателя “Rękopis, znalieziony w gardlie/Рукопись, найденная в горле” (2014), на русский язык он не переводился, но был переведен на украинский язык (2019, авт. сб. «Голова змiя»).
И это девятая (не считая статей и рецензий) наша встреча с писателем на страницах журнала (предыдущие см. “Nowa Fantastyka” №№ 6/01, 11/02, 5/03, 1/04, 12/04, 4/04, 9/07, 7/08). Заглянуть в карточку рассказа можно ЗДЕСЬ А почитать об авторе можно ТУТ
14.2. Рассказ «Dwieście milionów operacji/Двести миллионов операций» написал Михал Цетнаровский/Michał Cetnarowski (56 – 58). Иллюстраций нет.
«Небольшой текст о шахматах. Рудиментарный сюжет сосредоточен на шахматисте Гарри Каспарове и его дуэлях с Анатолием Карповым и компьютером. Его можно было бы превратить в исследование шахматного ума, но вместо этого представлены только сухой отчет, воспоминание, уходящее корнями в восемнадцатый век, и моральные головоломки. Если кто-то интересуется историей шахмат, он может извлечь из нее что-то интересное, но лично я устал от этой истории и толком не понял, для чего она вообще тут напечатана. Читать не советую» (Из читательского отзыва).
Позже рассказ не перепечатывался, на другие языки не переводился. Заглянуть в карточку рассказа можно ЗДЕСЬ
14.3. Рассказ «Horyzont zdarzeń/Горизонт событий» написал Томаш Орлич/Tomasz Orlicz (стр. 59 -- 64). Иллюстрации ЯКУБА КИЮЦА/Jakub Kiyuc.
«История о любви на другой планете. Мы знакомимся с шестнадцатилетней девушкой, которая вступает в отношения с мужчиной вдвое старше ее. По мере развития сюжета выясняется, что некоторые персонажи не те, каковыми кажутся, и именно это, а не другое место действия играет важную роль. Похоже, что писатель черпал вдохновение из некоего текста Станислава Лема, где также было мало диалогов, а главная загадка была очень похожа. Здесь, однако, обе стороны, кажется, искренне любят друг друга до самого конца, хотя обстоятельства этому не располагают. Стоит прочитать, хотя это сложное задание» (Из читательского отзыва).
Этот рассказ участвовал в литературном конкурсе, объявленном журналом «Нова Фантастыка», и был отмечен жюри конкурса.
Позже рассказ нигде не перепечатывался, на другие языки (в том числе на русский) не переводился. Ни карточки рассказа, ни биоблиографии автора на сайте ФАНТЛАБ нет. Впрочем, с автором рассказа нам уже приходилось встречаться на страницах нашего журнала – он дебютировал в “Nowa Fantastyka” 9/2007 небольшим рассказом “Zadupie (j)eden”. Поэтому кое-что о нем можно узнать, пройдя в этом блоге по тэгу «Орлич Т.»
Лучший памятник трагически погибшему писателю воздвигли читатели и любители его прозы. Первоначально к «варварским» текстам Говарда начали несмело обращаться писатели – Кэтрин Люсиль Мур еще в 1934 году со своими рассказами о Джирел из Джойри, первой героине фэнтези,
а в особенности Фриц Лейбер, который в 1939 году начал печатать цикл произведений о Фафхарде и Сером Мышелове.
И вновь незаменимым оказался Август Дерлет, соучредитель издательства “Arkham House”, которое было создано для публикации разрозненных произведений Лавкрафта, первой литературной любви Дерлета, но вскоре расправило крылья и начало публиковать также произведения других авторов.
Cборник «Череп-Лицо и другие» (“Skull-Face and Others”) вышел из печати в издательстве “Arkham House” в 1946 году и, помимо воспоминаний о Роберте его друзей Г. Ф. Лавкрафта и Э. Хоффмана Прайса, в состав сборника вошли стихи и собрание рассказов Говарда -- тексты с Конаном, исторические рассказы, рассказы о Соломоне Кейне, рассказы ужасов, развивающие сюжеты из мифологии Ктулху. Новое поколение читателей могло увидеть, в скольких разных и экзотических условий Говард размещал приключения своих героев.
Однако сердца читателей нового поколения вновь прежде всех остальных покорил образ киммерийца.
Своей популярностью герой во многом обязан двум писателям: Лайонелу Спрэг де Кампу и Лину Картеру.
Первый, очарованный творчеством Говарда, в 1950-е годы собрал его рассказы о Конане, некоторые наброски и неопубликованные тексты и довел до публикации первый том собрания сочинений техасца.
Де Камп, которому вскоре помог Картер, переписал некоторые ранние рассказы, отредактировав их оригинальные версии и развернув конспекты, а также изменив имя героя в некоторых исторических, малоизвестных текстах Говарда и адаптировав реалии к Хайборийской эпохе. Конан получил новую, расширенную биографию; в его литературном жизнеописании появились ранее неизвестные эпизоды. Хотя де Камп и Картер сделали много, — кто знает, может быть, больше всех остальных, -- для пропаганды и укрепления образа варвара как иконы поп-культуры — тогда же был начат процесс, который через несколько лет сотворил из Конана «пирата», «буканьера», «гладиатора», «наемника», «грабителя», «ренегата», «мстителя», «фехтовальщика» и т. д. и т. п.
Воодушевленные примером де Кампа и Картера, принялись писать все более и более штампованные «конаноподобные произведения» такие авторы, как Пол Андерсон, Гарри Тартлдав, Карл Вагнер, Роберт Джордан.
Между тем, еще до того, как сдвинулась лавина последователей, в США издали (в пиратской версии) в мягких обложках «Властелин колец» (1965) Дж. Р. Р. Толкина.
Со дня на день произведения фэнтези уже не воспринимались как литература для детей. Де Камп изобрел термин «героическая фэнтези» для определения характерных текстов в стиле Говарда: Фриц Лейбер пошел дальше и охарактеризовал весь поджанр как истории под знаком «меча и магии». Когда в 1974 году была выпущена первая коммерческая ролевая игра “Dungeons & Dragons”, ее сценография оказалась одолженной как раз из историй о «мечах и колдунах».
Популярность Конана (и Говарда) была закреплена великолепной серией комиксов 1970-х годов, открывшей двери на пути к славе художнику БАРРИ ВИНДЗОР-СМИТУ,
и фильмом 1982 года.
Не случайно за сценарием «Конана-варвара» (режиссер Джон Милиус, тот самый, который написал сценарии для «Апокалипсиса сегодня» Копполы, а в последнее время и для сериала «Рим») стоял enfant terrible «Фабрики грез» Оливер Стоун. Фильм, конечно, это классическое фэнтези, но создатели не делали скидку для киммерийца в исполнении Арнольда Шварценеггера. Где должно быть кроваво, там кроваво; где фантастично, там фантастика; где эпично, там эпично, а где должно быть возвышенно, там возвышенно. Фильм оказался неожиданно серьёзным и успешным (его продолжение, к сожалению, лишь тень оригинала), не только открыв Арни дверь к славе, но и создав образ варвара, отныне неизменно носивший лицо «Австрийского Дуба».
Другие экранизации произведений Говарда — это «Рыжая Соня» (1985) с Бриджит Нильсен (и снова Шварценеггером, на этот раз в роли Калидора)
и «Кулл-завоеватель» (1997) с Кевином Сорбо (который позже сыграл Геракла в сериале) в главной роли.
Вскоре состоится экранизация приключений Соломона Кейна, где главную роль сыграет известный по роли Марка Антония в «Риме» Джеймс Пурефой. Голливуд давно планировал новый подход к Конану, но пока работа над фильмом застряла на стадии подготовки к производству.
С киноэкранов Конан также попал на экраны телевизоров и компьютеров. Новейшим достижением в этой категории является “Ages of Conan”, масштабная онлайн-игра (MMORPG), в которой игроки со всего мира могут проверить свои навыки, управляя героем в темных веках Хайборийской эры. Вскоре состоится польская премьера игры.
Среди польской литературы можно упомянуть «Конан и Госпожа Смерть»Яцека Пекары, скрывающегося под псевдонимом Джек де Крафт (Jacek Piekara [Jack de Craft], “Conan I Pani Śmierć”, 1992)
и «Канон варваров», антологию Роберта Шмидта и издательства «Фабрика слов» (“Kanon barbarzyńców”, 2008) в которой польские авторы пытались померяться силами с «топосом варвара» и, несмотря на название, не обязательно канонично подойти к теме.
Откуда же берется это неослабевающее восхищение творцов и интерес читателей? Почему о Говарде все чаще говорят как об одном из самых важных американских авторов прошлого века? Ведь его проза не лишена недостатков, в ней царят схематизм и сгущение красок в обрисовке персонажей. Возможно, однако, что, Говарду, подобно некоторым величайшим писателям, удалось сыграть на чувствительной струне, скрытой в душах детей XX века. Тот, которая поет песню об утраченном мире, где все решения просты, как клинок меча.
Роберт Говард оставил в наследство около трех сотен рассказов и одной сотни стихотворений. Точное число подсчитать сложно, поскольку многие из его законченных текстов не были опубликованы при его жизни или сохранились лишь в виде фрагментов, заметок, набросков и обширных синопсисов. Но само количество и без этого впечатляет, учитывая тот короткий период -- пятнадцать лет – за который все это было написано. Даже не принимая в расчет стихов и длинных баллад, получается, что Говард писал около двадцати рассказов в год. При этом нет ни малейших сомнений – он считал себя автором «пальпы», сугубо развлекательной литературы. Однако при этом Говард не оставлял своих литературных амбиций, они проявлялись в его стихах, апеллировавших к классике — от античности, через сонеты Петрарки, до стихов викторианской Англии и Америки XVIII и XIX веков. Позже исследователи обнаруживали в его поэтических произведениях как следы итальянских сонетов и стихов Редьярда Киплинга, так и атмосферу саг и влияние восточных рубайи Омара Хайяма (XI/XII вв.), популяризованных на Западе благодаря знаменитому переводу ЭДВАРДА ФИЦДЖЕРАЛЬДА.
С одной стороны, корни прозы Говарда уходят в эзотерические новации Теософического общества Елены Блаватской, пропагандировавшего на Западе веру в «неизведанные тайны Востока», тайные подземные страны, затопленные континенты и миграцию древнейших рас. С другой стороны, в произведениях Роберта полным-полно литературных ссылок на произведения Джека Лондона, пальпового восхвалителя чудес Дальнего Востока Тэлбота Мэнди, классика литературы ужасов Артура Мэйчена, а также создателя Тарзана Эдгара Райса Берроуза и писателя-путешественника Г. Райдера Хаггарда, который, среди прочего, познакомил в «Копях царя Соломона» европейцев с романтическим образом таинственного и прекрасного в своей суровости Черного континента. Идею перемещения героев в вымышленный мир – сегодня классический сюжет фэнтези – Говард почерпнул из творчества лорда Дансени (который, в свою очередь, подсмотрел такой прием в творчестве малоизвестного писателя Уильяма Морриса, создателя «Неверленда» в поэме «Лес за пределами мира» 1894 года).
Тем временем, после первоначальной эйфории, вызванной публикацией «Копья и клыка», для писателя снова наступили тяжелые времена.
В течение следующих нескольких лет написанные им рассказы — в основном вестерны, исторические рассказы, horror-ы, но также и первые фэнтези -- публиковались, правда, время от времени, но здесь трудно говорить о регулярности, за которой последовали бы ежемесячные чеки, позволившие бы жить исключительно за счет писательства.
Переломным оказался 1927 год, когда журнал “Weird Tales” напечатал «Затерянную расу» (“The Lost Race”), первый из текстов с королем мифических пиктов Браном Мак Морном, сражающимся против исторических римлян,
а позже (в 1928 г.) читатели получили рассказ с другим характерным героем Говарда -- Соломоном Кейном.
Впервые Кейн – высокий бледнолицый пуританин с холодным взглядом религиозного фанатика, бродивший по Земле в поисках проявлений зла, с которым он боролся с большим рвением, появился в «Красных тенях» (“Red Shadows”), где, выслеживая убийц молодой девушки, он впервые отправился в Африку. Там – разумеется, наряду с финальной схваткой с головорезами -- он подружился со старым шаманом, владеющим могущественной африканской магией. Сюжет был захватывающим.
Другие африканские истории о приключениях Соломона были опубликованы в “Weird Tales” в следующем году,
и когда к этому добавился успех рассказов с другим знаменитым героем Говарда, моряком-боксером Стивеном Костиганом, Роберт наконец смог принять решение, на которое он работал всю свою юношескую жизнь. В двадцать три года он решил зарабатывать себе на жизнь исключительно писательством.
Хотя финансовые проблемы не исчезли, в первые годы — с учетом небольших расходов — дела у него шли неплохо, гонорары потихоньку росли (за "Копье и клык" он получил 15 долларов, за "Красные тени" – уже 100), убедившись в успешности рассказов с Кейном, редактор “Weird Tales” заказал новые тексты,
все большей популярностью пользовались боксерские приключения Костигана, довольно регулярно публиковавшиеся в “Action Stories”
и “Fight Stories”.
Даже Великая депрессия поначалу обошла его стороной. Правда, его рассказы не всегда находили признание у редакторов, но благодаря этому родился герой, который обеспечил Роберту место в Зале славы фантастики — Конан Киммерийский, самый известный варвар в мире.
Когда очередной рассказ с Куллом, королем Атлантиды – «Сим топором я правлю!» (“By This Axe I Rule”) -- был отвергнут журналом “Weird Tales”, Говард не стал выбрасывать рукопись. Он поработал над текстом, изменил имена персонажей, по-другому расставил акценты, дал ему другое название и послал снова. На этот раз рассказ о старом короле-варваре, который вступает в последнюю схватку с предателями, пытающимися его свергнуть, понравился редакции. Так, в 1932 году появился «Феникс на мече» (“The Phoenix on the Sword”) — первый рассказ с Конаном в главной роли.
И Говард словно с цепи сорвался. Как он вспоминал, большинство из двадцати (только!) рассказов о киммерийце он написал за несколько недель после написания первого рассказа. Он писал неустанно, будто в бреду, словно кто-то стоял за его спиной и рассказывал ему всю историю. Благодаря теплому отклику читателей, вскоре на страницах “Weird Tales” появились очередные рассказы о Конане.
В период наибольшей популярности издание публиковало до восьми текстов с варваром в год! Наряду с Костиганом, Конан быстро стал самым узнаваемым героем писателя, но Говард, впрочем, не переставал писать и другие тексты. Хорошие времена закончились примерно в 1936 году -- читатели продолжали требовать рассказы с варваром в главной роли, но Депрессия настигла даже “Weird Tales”, и редакция все дольше затягивала выплату гонораров. Чтобы пополнить бюджет, Говард начал писать детективы и даже написал… несколько слегка приправленных эротикой рассказов для журнала "Spicy Adventure Stories".
Когда деньги не пришли и после отправки в редакцию трехчастной повести «Красные гвозди» (“Red Nails”, опубликована посмертно), Роберт решил больше не посылать «Конанов» в журнал.
О Конане-киммерийце было написано Говардом более двадцати историй. Конан прежде всего – «варвар», герой-символ, «прирожденный воин», благородный человек, но также неотесанный и опасный индивидуалист, мечом прорубающий себе путь через препятствия. Более того, как выяснилось, не Толкин первым ввел в фэнтези знаменитые карты, но именно Говард, который, правда, описал географию и историю Хайборийской эры, в которой жил Конан, в длинном эссе, но также, как он упоминает в одном из своих писем к читателю, нарисовал для самого себя вымышленную карту, которую использовал при описании приключений героя.
В том, какой могущественный образ создал Говард, читатели смогли убедиться после его смерти. Хотя после разрыва с “Weird Tales” новых текстов о Конане написано не было, образ варвара и мир, сотворенный его создателем, продолжали вдохновлять последующие группы читателей и писателей.
9. Статья Михала Цетнаровского/Michał Cetnarowski, напечатанная в разделе “Publicystyka” на стр. 10—13, носит название:
ПУТЬ ДРАКОНА. Жизнь и творчество Роберта И. Говарда
(DROGA SMOKA. Życie i twórczość Roberta E. Howarda)
И тогда появился он: черноволосый, с хмурым взглядом, с мечом в руке. Воин, забияка, столь же часто веселый, как и задумчивый, пришел попрать обутой в сандалию ногой увешанные сияющими драгоценностями царства земные. Он: Роберт И. Говард.
Говард-варвар
Родившийся в 1906 году в одном из небольших городков Техаса, Роберт с раннего возраста проявлял склонность к литературе. Вместо того чтобы тусоваться со сверстниками, он сидел дома и читал все, что попадалось под руку. Вместо того чтобы играть в ковбоев и индейцев, он, считай, не вылезал из библиотеки. Известна побасенка о том, как во время каникул юный Говард, большой любитель исторических монографий, вломился в библиотеку, вынес из нее нужные ему книги, а затем, когда начался учебный год… честно вернул их на место. Как где, а в Техасе такое поведение не могло понравиться его сверстникам-соученикам. С прилепившимся к нему ярлыком «книжная моль» Говард быстро попал под травлю, а коллеги постарше и поувесистее сочли его удобной боксерской грушей. И весьма ошиблись.
Вместо того, чтобы смиренно согласиться с ролью слабака, Говард начал активно заниматься бодибилдингом и боксом. Вскоре никто не осмеливался над ним смеяться. Описанный через пятнадцать с лишним лет Конан – «рослый, с мощными плечами и широкой грудью, с бычьей шеей, черными волосами и голубыми глазами» — это слегка приукрашенный портрет юного Роберта (за исключением, пожалуй, длинных, ровно подрезанных над глазами волос варвара…).
Наряду с бодибилдингом, боксом, фехтованием и верховой ездой Роберт открыл для себя вторую, гораздо большую страсть: пальповые журналы. Первые попытки писать он предпринял, еще будучи подростком: в пятнадцатилетнем возрасте начал рассылать тексты в такие журналы, как “Adventure”
и “Western Story”.
Однако в последующие годы профессиональный рынок оставался для него закрытым. До поры до времени Говард оттачивал перо в школьной газете, где публиковал свои стихи и первые приключенческие рассказы. Он начинал с вестернов, текстов о пиратах, исторических рассказов, экзотических историй, где действие разворачивалось на Востоке.
Прорыв состоялся после написания и любительского издания дюжины рассказов, когда в 1924 году журнал “Weird Tales” принял к публикации (и напечатал через год) его рассказ «Копье и клык» (“Spear and Fang”), действие которого происходило в доисторические времена.
С самого начала в темах, раскрываемых молодым автором, отражается его более позднее увлечение – квазиисторический фон рассказов, выразительные герои-индивидуалисты, экзотическая сценография и романтически понимаемое «варварство» в столкновении с «цивилизацией». Однако тот, кто будет искать в повествовании о жизни кроманьонцев простой прообраз позднейших текстов с варваром в главной роли, ошибется. Ибо «Копье и клык» рассказывает о... юном художнике, наскальном живописце. Да, в рассказе есть и злобный монстр-неандерталец, и красивая женщина, и драка, и копье с каменным наконечником против когтей и клыков. Но на переднем плане, особенно с сегодняшней точки зрения, вырисовывается пророческая метафора, столь же проницательная, каковой она иногда бывает у творческих гениев: Роберт еще не мог знать, какая печальная судьба его ожидает, но он уже ощущал то, что сможет ему поставить памятник прочнее бронзового. Искусство. После окончания школы он целиком отдал себя писательскому творчеству.
Чтобы заработать немного денег, Говард брался за разные работы -- занимался физическим трудом, был стенографистом, подрабатывал продавцом в магазине (по его словам, «Худшая работа, которую мог иметь мужчина») и даже окончил бухгалтерские курсы. Но все эти годы он ни миг не переставал писать.
С материальной точки зрения, это стало возможным благодаря семье -- отец был уважаемым врачом. С другой стороны, его мать, страдавшая туберкулезом и постоянно жившая в тени смерти, была одной из самых больших его забот, а переживания, связанные с ее болезнью, сложились в травму, которая оказала влияние на всю жизнь Роберта – и наконец нашла свое завершение в обстоятельствах его смерти. Тем временем он писал.
Поражают его настойчивость и фанатичная поглощенность творчеством; даже тогда, когда из журналов приходили отказ за отказом (или ответы не приходили вообще), когда сверстники постепенно устраивали свою жизнь, -- Говард писал. Эта преданность творческому занятию и погружение в литературу замечательно показаны в великолепном фильме Дэна Айрленда «Весь широкий мир» (Dan Ireland, “The Whole Wide World”, 1996), основанном на воспоминаниях Новалин Прайс (Novalin Price), начинающей писательницы и, вероятно, единственной приятельницы – и предмета любви – Роберта.
Прекрасно снятый фильм (превосходный Винсент Д'Онофрио в роли Говарда) показывает сложную натуру писателя, запутавшегося в сети семейных зависимостей и сложных чувств. Писателя гиперактивного, отвергающего любовь, пожалуй, единственной женщины, которую он по-настоящему любил; терзаемого приступами депрессии, маскируемыми грубой мужественностью («представлением о мужественности»); погруженного в свои фантазии. Постепенно теряющего связь с реальностью, с самою жизнью.
В фильме есть такая сцена: ночью, на кукурузном поле, освещенном фарами машины, под темным небом и звездами, которые, должно быть, так же ярко сияли над огромными городами затонувшей Атлантиды, поддразниваемый Новалин, Роберт начинает рассказывать о Конане. И вдруг лицо Говарда озаряется пламенем войны, из динамиков слышатся звон мечей, стоны раненых, боевые кличи и стук барабанов — и человек исчезает, появляется писатель, целиком погруженный в свое творение.
Реальность догнала его в июне 1936 года. Новалин всего за несколько недель до этого навсегда уехала из Техаса, «Weird Tales» задолжал более тысячи долларов гонорара, а его ослабевшая от болезни мать, с которой он был столь тесно связан, впала в кому, из которой ей уже не суждено было выйти. Услышав это, Роберт заперся в машине, вытащил револьвер («Девонька, Техас не самый безопасный штат в мире») и выстрелил из него себе в голову. Роберт И. Говард был похоронен в одной могиле с матерью спустя два дня: 13 июня 1936 года.
Ему было тогда едва тридцать лет – трудно поверить, глядя на то, сколько он написал.
Я уже вспоминал об увлечении АНДРЕАСА в юности юмористическим комиксом. Кроме того, рисовальщик пребывал также под сильным влиянием ЖАНА ЖИРО (МËБИУСА)/Jean “Moebius” Giraud – его эскизов, набросанных тонким контуром и плоских пятен выразительного цвета, наложенных на панорамы фантастических пустошей или футуристических городов.
Столь же сильное влияние оказывал на него американский комикс. Приятель-ученый Рорка из «Фрагментов» недаром зовется Адам Нилс/Adam Neels. Столь же не случайно имя Бернард Райт/Bernard Wright, которое носит писатель из первого эпизода «Рорка». Первый унаследовал имя от НИЛА АДАМСА/Neal Adams, классика американского супергеройского комикса.
Второй – от БЕРНИ РАЙТСОНА/Berni Wrightson, еще более легендарного рисовальщика, иллюстрировавшего среди прочего первую версию комикса “Swamp Thing” 70-х годов.
Соотнесений с американской поп-культурой можно найти гораздо больше. Как признает сам АНДРЕАС, «Watchmen» Алана Мура-ДЭЙВА ГИББОНСА – один из самых любимых его комиксов.
Сама идея «Козерога» — решение необычных, иногда лишь слабо связанных загадок – восходит к стратегии «The X-Files». У АНДРЕАС-а чаще, чем у его заокеанских коллег, эти загадки выглядят прямо-таки живьем почерпнутыми со страниц рассказов Лавкрафта или Эдгара Аллана По. Агентессу ФБР из графически изысканного комикса “Le triangle rouge” даже зовут Андерсон (как Джилиан, актрису, играющую роль Скалли).
Еще один сериал, котором АНДРЕАС восхищался – это «Твин Пикс». В одном из кадров очередного тома “Cromwill Stone” даже оказался плакат, рекламирующий произведение Дэвида Линча.
Однако самих только постмодернистских шуточек не хватило бы для создания выдающихся, а в некоторых случаях великолепных произведений. Тут на помощь – кроме таланта и работоспособности – приходит увлечение АНДРЕАС-а архитектурой и педантичная компоновка кадров. Весь комикс “Le triangle rouge” (в котором АНДРЕАС использовал для колоризации рисунков … мелки)
насыщен архитектоническими деталями и представляет собой комиксное преклонение перед Фрэнком Ллойдом Райтом/Frank Lloyd Wright (1867—1959), одним из самых знаменитых американских архитекторов.
Вторым из великих творцов, у которого много чего заимствовал АНДРЕАС, является МОРИЦ ЭШЕР/Maurits C. Escher (1898—1972). Голландский художник наиболее известен своими головоломными графическими экспериментами, на которых бесконечные лестницы слагаются в неправдоподобные петли, а настенные формы становятся стаей белых или черных птиц.
Некоторые кадры из лучшего, пожалуй, произведения АНДРЕАСА – трилогии «Кромвель Стоун» — поразительно напоминают мотивы ЭШЕРА, вписанные в комиксную панель, таинственные артефакты играют с разумом героев (и читателей), как петля Мебиуса (на этот раз Августа – немецкого математика), которая имеет лишь одну сторону и одну линию.
Восхищает визуальное совершенство кадров. Их густая тонировка напоминает скорее гравюры ДЮРЕРА, чем иллюстрации рисуночных историй.
Рисуя «Возвращение Кромвеля Стоуна» (1994), АНДРЕАС способен был заниматься одной панелью на протяжении аж трех недель.
Пристрастие к геометризации композиции и рисунка заметно не только в истории Кромвеля, одного из тринадцати особ, уцелевших в морской катастрофе, в жизни которых теперь ежегодно эхом отзывается таинственное прошлое. Первые эпизоды «Рорка» также оказались оплетенными сетью досок, щелей, балюстрад, сломанных балок…
А вскоре к ним добавятся кафельные плитки и тени на стенах в “Coutoo”, присоединятся порванные кабели и острые обломки космического корабля, в который входит Рорк в “Descent”. Городской «Козерог» врисован в геометрическую сеть широких лестниц, улиц, плит мостовой, равнодушных фасадов заполняющих кадры небоскребов. Кино noir, а до него кино немецкого экспрессионизма – пользовались подобными средствами для создания и усиления ауры опасности и одиночества.
Увлечение Эшером и Ллойдом находит кульминацию в огромной библиотеке Козерога, в которой, словно в борхесовской Вавилонской библиотеке, полки с тысячами книг уходят куда-то в невообразимую даль. Так и фантастический Нью-Йорк – точно так же, как Готэм в «Бэтмане» — начинает жить собственной жизнью, не до конца понятной постороннему наблюдателю. Такого результата не удалось бы добиться, если бы не было той отваги, с которой АНДРЕАС экспериментирует с формой.
Здесь уже заходила речь о разноцветном фоне, вводившемся, чтобы оттенить контекст рассказываемой истории. Говорилось также о характерном кадрировании, которым АНДРЕАС играет, как еще одним из своих героев. Иногда он хаотично разбивает панель словно черно-белое зеркало и в нескольких десятках (!) кадрах-осколках вырисовывает отражение испуганного героя («Возвращение Кромвеля Стоуна»). А в «Спуске/Descent» он размещает на одной странице ровными рядочками аж …300 (sic!) маленьких кадров.
Если добавить к этому его эксперименты с содержанием («Никаких интеллектуальных уступок читателю» — заявляет АНДРЕАС, приступая к работе над следующим, чудесным образом сюжетно запутанном альбомом), то новаторство и художественный (хотя все еще в рамках «поп») ранг АНДРЕАСА вырисовываются еще более отчетливо.
Потому что даже после внимательного чтения и многократного перечитывания очередных альбомов немецкого художника, когда, казалось бы, все неясности выяснены, остается одно. Все та же аура необычайности.
И тайна.
P.S. Тем, кто пожелает ближе познакомиться с художником, стоит для начала заглянуть в следующие энциклопедические статьи:
Ну а если тема увлечет, то желательно будет отыскать вот эти две книги:
1. Yves Lacroix et Philippe Soсhet. Andreas. Une monographie. 1997
2. Yves Lacroix et Philippe Sochet. L’ambition narrative. 1999
Ну и, само собой – комиксы. Правда, единственное официальное издание из комиксов АНДРЕАСА на русском языке – это перевод трилогии «Кромвель Стоун» (СПб: Питер, 2023). Да и с неофициальными как-то тоже не очень…
На польском языке издано довольно много – но это ведь уже другая песТня.
облако тэгов
